В Российской империи, где православное христианство было государственной религией, Рождество Христово было главным зимним праздником. Его справляли 25 декабря. До 1918 года Россия жила по юлианскому календарю, отставая от Европы на 12, потом на 13 суток. При переходе большевиков к григорианской календарной системе. Русская Православная Церковь осталась верна прежнему порядку летоисчисления и Рождество «переместилось» на 7 января.

Рождеству предшествовал длительный Рождественский, или Филипповский пост. В канун Рождества, сочельник, и вовсе ничего не вкушали до сумерек, «до первой звезды», после чего, перекусив, отправлялись в церковь к всенощной службе.

С шести часов утра по улицам Симбирска и прочих российских городов начинали ходить ребятишки-славильщики. Заходя в дома, славильщики пели песни-колядки, молитвы, поздравляли хозяев с Рождеством, за что получали лакомства и мелочь.

С девяти часов утра славильщиков сменяли визитеры, люди, связанные с хозяевами родственными, служебными, деловыми отношениями: наступало время рождественских визитов. Визитеры задерживались ненадолго – поздравив хозяйку (хозяин сам носился с визитами), выпив пару рюмок и сделав пару замечаний относительно погоды или здоровья окружающих, визитеры спешили откланяться – им предстояло обежать или объехать не менее полутора десятков адресов! Тем, кому не позволяло здоровье или совсем не хватало времени, оставляли хозяевам визитные карточки, чтобы отметиться, что они были. К общему облегчению, визиты завершались ровно в полдень.

В Ульяновском областном художественном музее хранится авторская реплика картины «Славильщики-городовые», написанная русским художником-жанристом Леонидом Ивановичем Соломаткиным (1837 – 1883). «Славильщики» были, эдакой, «визитной карточкой» художника, он много раз повторял сюжет картины для разных заказчиков, и ирония сюжета, среди прочего, строится на том, что затейники-полицейские явились «славить» скрягу-купца с опозданием – на часах, присутствующих в «кадре», как раз, девять или начало десятого.

Вот-вот, к хозяину попрут серьёзные визитеры, и поэтому недовольно ковыряется в кошельке, стремясь поскорее откупиться от не ко времени явившихся «славильщиков».

Почему хозяин – скряга? Да потому, что приготовленный для угощения визитеров графин уже наполовину пуст, а пирог – обрезан, хотя к выпивке и закуске ещё никто не успел «приложиться». При графине – единственная рюмка. Городовым тоже не наливали – а ведь, явившись ровно в девять, промёрзнув рождественскую ночь на стылой улице, они явно рассчитывали на порцию визитеров, вон, как самый пожилой и низкорослый среди них, так и пожирает графинчик глазами! Но нет, купец бесчеловечно отсчитывает деньги и заставляет драть горло – может быть, на них они выпьют и больше, только, когда ещё выпьют?

Леонид Соломаткин сам «закладывал за воротник» и, кажется, с особой симпатией пишет этих своих «товарищей по несчастью». У двух полицейских блестят на груди медали на Андреевской ленте в память о Крымской войне 1853 – 1856 годов, они участники боевых действий, причём у «командира отряда» есть ещё и Георгиевский крест, а в некоторых вариантах картины – и медаль «За спасение погибавших», вручавшаяся «За подвиги человеколюбия, с опасностью собственной жизни совершенные».

У Соломаткина, кстати, есть ещё и картина «Славильщицы»: две немолодые, пусть не очень модно, но вполне по погоде одетые, раскрасневшиеся с мороза дамы в полдень (!) являются в квартиру каких-то своих очень далёких знакомых, чтобы потешить колядками скучающую хозяйскую девочку. Дамы – энтузиастки, которых трудно остановить!

Даже в Симбирске, кстати, к богатым и богомольным купцам, ценителям церковного пения, домой приходили приходские священники с хорами певчих, которым за труды полагалось обильное угощение.

После Рождества начинались святки, продолжавшиеся до Крещения, 6 (19) января. Древние славяне называли святками духов предков, которые в пору года, когда Солнце «поворачивало на лето», сходили на землю с небес и из преисподних. В святочных обрядах – гаданиях, гуляниях, маскарадах, кулачных потехах – продолжало существовать не до конца вытесненное христианством язычество.

У святочного времени была важная общественная функция – отдых, как смена занятий. Ещё накануне Рождества, 23 декабря начинались рождественские каникулы ц школьников, длившиеся до Крещения. Дни с 25 по 27 декабря и с 1 по 6 января объявлялись неприсутственными, то есть, выходными, во всех правительственных учреждениях. Это было тем более кстати, что отпусков, тем более оплачиваемых, в те времена не существовало. А в сельской местности, где после окончания полевых работ наступало оцепенение до весны – случалось, что люди, почти, как медведи, впадали в спячку – святки, как раз, давали хороший повод взбодриться.

В губернском городе Симбирске святковали все по-разному и разнообразно. «Повсюду устраивались семейные вечера с танцами, играми, - вспоминал один из старожилов-симбирян, - Театр в дни рождественских праздников работал особенно интенсивно, и утром, и вечером всегда был переполнен зрителями».

Дореволюционная рождественская открытка:

В 1841 году одно из столичных российских изданий писало: «У нас входит в обыкновение канун Рождества Христова раздачею наград добрым детям, украшением заветной елки сластями и игрушками». С середины XIX века рождественская ёлка стала покорять российскую провинцию, но точечно, губернские и уездные города, помещичьи усадьбы. В сельской России, составлявшей решительное большинство её населения, ёлка не приживалась.

Первые публичные ёлки в Симбирской губернии устраивались в 1880-е годы в уездном городе Сызрани, втором по размерам городе края, но вполне тягавшемся в культурном развитии с губернским центром, за счёт более выгодного географического положения, присутствия железной дороги.

На российской почве рождественская ёлка, прообраз ёлки новогодней, приживалась непросто, поскольку казалась обычаем чуждым, западным, языческим. «Масла в огонь» добавила начавшаяся в 1914 году Первая мировая война, где Россия, пусть в союзе Англией и Францией, противостояла Германии, главному «источнику» чуждых влияний. «Настоящая война, - взывали отдельные патриотические головы, - должна вытеснить у русских чужестранный обычай, нелепое, при нашей высокой национальной культуре, явление, именуемое «Рождественской елкой». Не станем примыкать к мишурному германскому обычаю, заменим его более разумными и достойными чести русского развлечениями!».

Рождественские открытки 1926 года:

Впрочем, ещё в 1911 году в «Симбирских губернских ведомостях» местный священник Алексей Реморов опубликовал статью «В защиту елки», определяя рождественское дерево как выражение творческой силы Бога, Который «благоволил оставить часть растительности во всем блеске роскошной зелени среди холода и мрака зимних дней». «Враждебное отношение к елке несовместимо с духом христианской любви, любви к детям» - писал добрый батюшка.

Рождество оставалось главным зимним праздником и в советской России, вплоть до 1929 года, когда на праздник начались официальные гонения и запреты. А до того, на протяжении 1920-х годов симбирская уроженка Нина Сергеевна Марченкова-Барабаш, оказавшаяся с мужем-поляком на жительстве в «белопанской» Польше, регулярно поздравляла своих родственников, остававшихся в советском Среднем Поволжье с Рождеством Христовым. Открытки были польские – а Рождество наше, 7 января по новому стилю!

Иван Сивопляс